Неточные совпадения
Но палата отменила решение
суда, и
в то же время ‹иск› о праве на владение частью спорной земли по дарственной записи Левашевой предъявил монастырь,
доказывая, что крестьяне
в продолжение трех лет арендовали землю у него.
Вскочила это она, кричит благим матом, дрожит: „Пустите, пустите!“ Бросилась к дверям, двери держат, она вопит; тут подскочила давешняя, что приходила к нам, ударила мою Олю два раза
в щеку и вытолкнула
в дверь: „Не стоишь, говорит, ты, шкура,
в благородном доме быть!“ А другая кричит ей на лестницу: „Ты сама к нам приходила проситься, благо есть нечего, а мы на такую харю и глядеть-то не стали!“ Всю ночь эту она
в лихорадке пролежала, бредила, а наутро глаза сверкают у ней, встанет, ходит: „
В суд, говорит, на нее,
в суд!“ Я молчу: ну что, думаю, тут
в суде возьмешь, чем
докажешь?
Фанарин встал и, выпятив свою белую широкую грудь, по пунктам, с удивительной внушительностью и точностью выражения,
доказал отступление
суда в шести пунктах от точного смысла закона и, кроме того, позволил себе, хотя вкратце, коснуться и самого дела по существу и вопиющей несправедливости его решения.
Назначенный же от
суда защитник
доказывал, что кража совершена не
в жилом помещении, и что потому, хотя преступление и нельзя отрицать, но всё-таки преступник еще не так опасен для общества, как это утверждал товарищ прокурора.
Что же до того, налево или направо должен был смотреть подсудимый, входя
в залу, то, «по его скромному мнению», подсудимый именно должен был, входя
в залу, смотреть прямо пред собой, как и смотрел
в самом деле, ибо прямо пред ним сидели председатель и члены
суда, от которых зависит теперь вся его участь, «так что, смотря прямо пред собой, он именно тем самым и
доказал совершенно нормальное состояние своего ума
в данную минуту», — с некоторым жаром заключил молодой врач свое «скромное» показание.
Надо признаться, что ему везло-таки счастье, так что он, уж и не говоря об интересной болезни своей, от которой лечился
в Швейцарии (ну можно ли лечиться от идиотизма, представьте себе это?!!), мог бы
доказать собою верность русской пословицы: «Известному разряду людей — счастье!» Рассудите сами: оставшись еще грудным ребенком по смерти отца, говорят, поручика, умершего под
судом за внезапное исчезновение
в картишках всей ротной суммы, а может быть, и за пересыпанную с излишком дачу розог подчиненному (старое-то время помните, господа!), наш барон взят был из милости на воспитание одним из очень богатых русских помещиков.
Что я не нерадив к службе — это я могу
доказать тем, что после каждой ревизии моего
суда он объявлял мне печатную благодарность; бывал-с потом весьма часто у меня
в доме; я у него распоряжался на балах, был приглашаем им на самые маленькие обеды его.
Замин обыкновенно, кроме мужиков, ни
в каких других сословиях никаких достоинств не признавал: барин, по его словам, был глуп, чиновник — плут, а купец — кулак. Покончив с Абреевым, он принялся спорить с Иларионом Захаревским,
доказывая, что наш народный самосуд есть высочайший и справедливейший
суд.
Он не просто читает, но и вникает; не только вникает, но и истолковывает каждое слово, пестрит поля страниц вопросительными знаками и заметками,
в которых заранее произносит над писателем
суд, сообщает о вынесенных из чтения впечатлениях друзьям, жене, детям, брызжет, по поводу их, слюною
в департаментах и канцеляриях, наполняет воплями кабинеты и салоны, убеждает, грозит,
доказывает существование вулкана, витийствует на тему о потрясении основ и т. д.
Поэтому,
в течение трех-четырех лет этого помпадурства, мы порядочно-таки отдохнули. Освобожденный от необходимости на каждом шагу
доказывать свою независимость, всякий делал свое дело спокойно, без раздражения. Земство облагало себя сборами,
суды карали и миловали, чиновники акцизного ведомства делили дивиденды, а контрольная палата до того осмелилась, что даже на самого помпадура сделала начет
в 1 р. 43 к.
Пошел
доказывать, что меня надо… подобрать… а губернатор без решимости… он сейчас и согласен, и меня не только не наградили, а остановили на половине дела; а тут еще земство начинает действовать и тоже взялось за меня, и вот я под
судом и еду
в Петербург
в министерство, чтоб искать опоры; и… буду там служить, но уж это чертово земство пропеку-с!
Он тем больше кипятился, что
в это время
в России правительство уже освободило крестьян с земельными наделами, задумало дать гласный
суд и ввести другие реформы, при которых
доказывать русским людям настоятельную необходимость революции становилось день ото дня все труднее и труднее.
Мелания. Это — ничего! Пусть играет. Это против него же обернется, если духовное-то завещание
судом оспаривать надо будет. Таисья будет свидетельницей, Зобунова, отец Павлин, трубач этот, да мало ли?
Докажем, что завещатель не
в своем уме был…
Я где-то видел твою ханжескую рожу. Не помню где, — я много видел на своем веку:
в суде, где ты внушал присяжным смертные приговоры; или
в церкви, где ты проповедовал смирение; или… да! здесь, на берегу, ты
доказывал людям, что им не надо свободы.
— Об этом я уже читал
в нескольких газетах, — заметил де Моньян, — пощипывая свою бороду, — там все было подробно описано и по обыкновению даже с прикрасами… дело это само по себе не представляет особой важности, высшее наказание, к которому вас может приговорить
суд исправительной полиции, это трехмесячное тюремное заключение, но есть надежда выйти с небольшим наказанием,
доказав, что полицейский комиссар сам был виноват, раздражив вас своею грубостью и оскорблением России.
Как ни старался он
доказать суду всю голословность прокурорских доводов, взятую им не из официальных документов, а из слухов, распущенных газетами, как ни
доказывал он, что обвинение
в России не может влиять на разбирающееся дело во Франции — ничего не помогло.
Преступление, за которое он привлекался к
суду в своем отечестве,
доказывает нам, насколько этот человек способен на все.
Любопытнее всего то, что
в начале японский консул
в Порт-Артуре Сегава-сан, по поводу привлечения к
суду нескольких японцев за убийство японца, протестовал,
доказывая, что они не подлежат русской юрисдикции, ввиду будто бы их экстерриториальности.
Какие же меры
в этом положении могут казаться самыми надежными и действительными? Их, кажется, две: 1) лучшее обеспечение православного духовенства, при котором оно не было бы вынуждено прибегать к унизительным поборам, роняющим его во мнении прихожан, и 2) более совершенный
суд, при коем правый человек мог бы бестрепетно
доказывать свою правоту, а виновный — принять наказание, сообразное действительной мере его вины, как следует по закону, а не по произволу.